Всеволод Арсеньев. НОСТАЛЬГИЯ. Провинциальная Россия (в футляре)

Юрий Рост

Вам повезло!
Вы держите в руках необыкновенную книгу редкого по нежности таланта писателя, журналиста, фотографа и художника. Всеволод Арсеньев — уникальное (это значит неповторимое) явление в отечественной словесности и светописи.

Я не знаю никого другого, кто так пластично и мастерски сочетал бы текст и изображение, обнаруживая высокое мастерство и чистый взгляд на людей и природу нашей большой страны.

Он один из первых, кому удалось срастить в единый жанр слово и фотографию, и лучший из тех, кому это удалось.

Честность и откровенность собственной судьбы Арсеньева, его интерес к простым (т.е. хорошим) людям, понимание их уместной роли на земле отражены в его фотографиях-картинах и очерках-рассказах о незамутненной жизни.

Я счастлив, что этого человека чуть постарше себя могу назвать учителем. Так оно и есть.

Лет сорок пять назад я открыл дверь отдела новостей той еще старой, настоящей «Комсомольской правды». За столом у окна сидел серьезный молодой человек в очках и, прищурившись от дыма, курил. Это был Всеволод Михайлович Арсеньев. К тому времени, уйдя из своей геологии, он обрел имя и авторитет в журналистском сообществе.

Доброжелательность и критичность он порой прикрывал некоторой недолгой ворчливостью, которую позволял только в отношении тех, кто был достоин его любви. Теперь, увы, он ворчит гораздо меньше чем прежде.

— Значит, снимаешь, — буркнул он тогда, не поднимая головы, — покажи негативы.
Я ждал приговора. Он, молча, не вынимая сигареты изо рта, смотрел на мои целлулоидные полоски.
— Резко! — оценил мое творчество Арсеньев и отвернулся к окну.

Потом он учил меня снимать и писать, я ездил с ним в командировки, жил в его доме, выпивал с его замечательными друзьями геологами, радовался его чудесной (тогда совсем маленькой) дочери Марине, прислушивался к его житейским советам, ловил на Селигере окуней его снастями (где нас некстати застал путч девяностого первого года), иногда придумывал названия к его рисункам и карикатурам и, восхищаясь, мечтал, чтобы хотя бы часть его творчества нашла себе место под обложкой издания, достойного Всеволода Арсеньева.

Похоже, мы с тобой, читатель, дождались этого праздника.